ДЕКОНСТРУКЦИЯ В АРХИТЕКТУРЕ КАК СТИЛЕВОЕ ТЕЧЕНИЕ

Деконструкция как мировосприятие. Смысл деконструктивизма в урбанизме и в развитии социума, созидание разрушением? Культура отмены деконструирует историю и ее смыслы.

Существование изображения архитектурной деструкции¹ в искусстве можно проследить около пяти веков. Так, в средневековой живописи образы полуразрушенных храмов можно трактовать как символику разрушения старой веры, старого мира – например, в полотнах П. Веронезе «Поклонение волхвов», С. Ботичелли «Наказание левитов», произведениях И. Босха и др. В более поздние века в творчестве К. Лоррена, Д.Б. Пиранези они воспринимаются как напоминание о скоротечности времени и загадках истории, что выглядит органично на фоне научно – технических достижений того времени. В мироощущении художника образ руин уже традиционно имеет эстетическое и философское значение, подчеркивая дистанцию эпох, значительность изменений и даже мелкость жанровых сцен на фоне событий природы и величия руин древних цивилизаций. Естественной культурной эволюцией этих образов становится игра художников в деконструкцию всего. В разрушении, трансформации и других изменениях формы в импрессионизме, абстракционизме, сюрреализме и других новаторских течениях конца ХІХ – начала ХХ веков мне видится отражение глубинного мировоззренческого состояния деконструкции, проявленного тотально (бумага и холст всё стерпят). Одновременное вырастание «куста» художественных литературных и философских² проявлений деконструктивизма совпало с научно-технологическим рывком, открывающего новые горизонты для осознания себя в мире широкими слоями населения, с появлением массового производства и его профанационным тиражированием наиболее понятных образов. «Превращение радикальных эстетически течений в декоративные приёмы совершенно закономерно. Идеи Гогена и Ван Гога, революционеров в искусстве, через некоторое время редуцировались в изящные приёмы оформления тканей и обоев. В наши дни все происходит гораздо быстрее. Можно даже говорить о “гламуризации” стилей. Деррида интересовался “деконом” в одежде не меньше, чем деконструктивизмом в архитектуре. Падение престижа строгого европейского костюма в парижской моде в большой степени принадлежит ему.»³

Натуралистическая реализация этого образного ряда в ландшафтных парках ХІХ века свидетельствует о его востребованности, возможно усиленной на фоне просветительских исканий в элитарных слоях общества. Впрочем, как и всякая сильная эстетичекая идея, эти образы постепенно становятся продуктом массового потребления и используются как один из стандартных элементов декора, граничащего с популярным штампом.

Но, если парковые декоратиные руины были скорее элементом дизайна, не имеющего функций зданий, то появление деконструктивных зданий в ХХ веке стало не только очередным вызовом существующей архитектурной традиции, но и иллюстрацией ее демонтажа и переосмысления. Возможно, архитектор, создающий деконструктивистский образ и не ощущает себя буквальным последователем Хайдеггера, у которого «мысль отступает от поставленных в истории вопросов, оставляя их позади себя, и впервые вновь осваивает эти вопросы в их изначальности»⁴, само появление художественно осмысленной деконструкции как продукта уже выглядит как реализация этой философской идеи. Широкое распространение символов разрушения в массовой продукции 20 века – в дизайне одежды (потертостей, разрывов ткани), интерьера, кинопродукции и др. отражает определенную подготовленность массового сознания к демонтажу глубинных устоев, их переосмыслению, восприятию и новых и хорошо забытых ценностей, что только на первый взгляд воспринимается как одна из особенностей массового спроса.

Есть соблазн представить современный архитектурный деконструктивизм как позднее постмодернистское течение «…сама по себе Деконструкция никогда не выступает как чисто техническое средство анализа, а всегда предстает своеобразным деконструктивно-негативным познавательным императивом «постмодернистской чувствительности».»⁵ Тем более, что очевиден общий идейный базис «растворения» основополагающих классических принципов, но изящная ирония и легкая абсурдность постмодерна здесь часто доводятся до крайности: если создается оптическая иллюзия – то до косоглазия, наклон – до имитации падения, нарушение конструкции – до имитации разрушения. Заметим, что при этом здания сохраняют свою рациональную несущую конструкцию и функциональность. Деконструктивизм здесь – только игра в атектоничность на поверхности объекта, имитация, внешняя атрибутика, не нарушающая процессов жизнедеятельности, подобно макияжу драматического персонажа в театре или в субкультурах панка. В этом отношении стилевая деконструкция в архитектуре не настолько тотальна, как, например, в идеях семиотической деконструкции Ж. Дерриды.⁶

Деконструктивизм, как производная постмодерна, стал одним из стилевых течений архитектуры рубежа ХХ-ХХІ веков, вносящий элемент разнообразия и даже драматизации, на мой взгляд, актуальной для идеализированной среды ухоженных городов развитых стран. Впрочем, и достаточно дорогим в реализации, что предохраняет общество от бурного его развития и повсеместного использования. Массовое строительство подобных объектов могло бы стать реальной угрозой для психики населения, ведь никакая философия не отменяет законы эргономики, и не в силах изменить природу человеческого организма и восприятия. Социальную и градостроительную роль подобных элементов в архитектурной среде можно сравнить с санитарной. Как биологическое уродство обозначает неверный путь развития и подчеркивает совершенство рациональной⁷ модели организма, так деструктивный элемент архитектурной среды глубиной контраста проявляет совершенство соответствия формы и содержания и в который раз подчеркивает его необходимость.

Пример архитектурной деконструкции и формы, и содержания – натурально реализованного разрушения архитектурной среды, – тоже существует, но в градостроительной практике. Здесь более уместен термин «деструкция», обозначающий глубинное разрушение всех структур и систем, включая эстетические и инженерные. Общепринятая ценность архитектурной среды – в красоте и функциональности. Красота же градостроительной среды проявляется не столько в отдельных зданиях, сколько в ансамблях, перспективах, панорамах, видовых точках и фронтах; ее функциональность – в соответствии мощностей их возможным нагрузкам, предложению и спросу. Киев, в отдельных его фрагментах, стал примером градостроительной деструкции, позволяющего сделать рациональные выводы о важности некоторых традиционных ценностей, в частности, архитектурных. Все-таки, единство формы и содержания. Несколько объектов вполне могут создавать контраст нарочитой деструкцией форм объемов, радовать новизной ощущений романтиков урбанизма, они станут санитарами леса… При допустимости внешней деконструкции формы отдельных объектов, разрушение среды не сможет обойтись без вреда для функциональности, экономичности и композиции общего планировочного решения, а также на более глубинном уровне, на самоощущение человека. Перефразируя классика, сущностью разрушающего градостроительного творчества стали: польза – для инвестора, прочность – до срока гарантии, красота – для торговца…

Общая деструктивность максимальной частной выгоды – аксиоматична, как и понятие красоты для топ-менеджера в продаже недвижимости имеет свою окраску. Но если деконструктивная эстетика не смертельна, то деструкция градостроительной системы – угроза для населения. Надежность и безопасность обеспечивается соответствием условий строительства и конструкции, а на сложных грунтах правобережного Киева уже построенные слишком высокие и массивные здания – такая же неизбежная инженерная проблема для будущих поколений, как для ныне живущих – утраченные перспективы и видовые точки, застроенные парки, перегруженные инженерные сети и забитые автомобилями улицы возле каждого конторского недоскреба. Витрувианская формула остается ориентиром и критерием только при условии классической трактовки ее составляющих: польза – для всех, прочность – на века, красота – в гармонии.

Деконструктивизм стал неизбежным и важным ориентиром развития социума, закономерно и циклично возрастающим в период изменения устоев. Быстрое технологическое развитие за последние 200 лет и видимые перспективы избавляют нас от иллюзии скорого выхода из эпохи перемен, а значит деконструкция может восприниматься как одна из естественных граней состояния сознания. И Венера Милосская для урбан-сапиенса остаётся прекрасной не только совершенством рациональной природной формы, но и тем, что кто-то «…бабе руки обломал»⁸ – в таком виде она – мощный символ деконструкции, обозначающий пути цивилизации. Разрушение одних идеалов и переход к другим – в такие моменты древние руины более значительны, чем первозданность оригинала, раскрашенная дикими красками, и пустые зрачки античных скульптур видят дальше, чем вставленный в них когда-то драгоценный камень. А если под рукой нет древних развалин (с кем не бывает?), приходится создавать имитацию руин – древних зданий или современных – это уж дело вкуса…

П.С.

За десять лет, прошедшие после первой публикации, активно проявилась еще одна грань деструкции в социуме – «культура отмены». Изъятие или подмена в культурной ткани отдельных, неугодных ныне личностей, затирание целых пластов событий и времени в истории – способны изменить до неузнаваемости реальную историю, превращая ее в лубочную картинку с извращенным смыслом. Культура отмены завершает деконструктивный образ цивилизации, в которой теперь легко деформируется все: эстетика, рациональность, история, смыслы. В этом контексте сохранение базовых эстетических и ценностных ориентиров для молодых поколений усложняется до уровня сподвижничества.

¹ Определимся в понятиях: «деструкция» означает общее – внешнее и глубинное разрушение обьекта; «деконструкция» – нарочитое разрушение формы при сохранении несущей способности конструкции, ее функции.

² Речь об источниках, из которых черпали Хайдггер и Деррида – идеи Ф. Ницше, Э. Гуссерля, М. Фуко и др.

³ А. Великанов. Симулякр ли я дрожащий или право имею — М.: Новое литературное обозрение. 2007.—272 с.

⁴ С. М. Малкина. Хайдеггеровские истоки стратегий деконструктивистской герменевтики // Известия Саратовского университета. -2008. – Т. 8. Сер. Философия. Психология. Педагогика.- Вып. 1.- С.35-40.

⁵ И. П. Ильин. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм — Москва: Интрада, 1996.- С .177.

⁶ Рассматриваемая с точки зрения семиотики, литература оказывается одним из языков культуры. Будучи производной от другой знаковой системы — языка, «над системой языковых топосов литература надстраивает систему своей собственной топики — стилевой, сюжетной, композиционной, жанровой и т. п.». Представляется, что не только исследователь влияет на текст, но и текст влияет на исследователя. Исследователь и текст выступают как единая система, своеобразный интертекст, который пускается в особое путешествие по самому себе. Суть семиотической деконструкции состоит в том, что всякая интерпретация текста, допускающая идею внеположности исследователя по отношению к тексту, признается несостоятельной.

⁷ Не путать с минималистичной.

⁸ Слова матроса, увидевшего скульптуру Венеры Милосской. — Из к/ф «Революция. Посланники вечности»,1970.

Автор публікації

Офлайн 2 роки

Renko

1

Коментарі: 3Публікації: 1Реєстрація: 30-05-2022